Крах - Страница 25

Я почти видел, как его лицо отворачивается от меня. Мне пригрезилось, что мимо меня прошли все его годы, годы неудавшейся любви, раздавившей его.

27

Мы были в спальне. В действительности я никогда не чувствовал ее нашей. Возможно, не думал о ней как о своей. Это была просто комната, где Ингрид и я провели годы нашего брака — некое пространство, способное правдиво рассказать историю мужчины и женщины, заключивших этот странный договор. Но получилась бы всего лишь история о соучастниках, которые в большинстве случаев были вынуждены лгать и себе, и другому. Тайная ложь этой спальни была основательно похоронена наслоениями времени и иллюзий. Дети, работа, званые обеды, болезни, бесчисленные ритуалы и происшествия притупляли боль.

Ингрид сидела за туалетным столиком, накладывая слой крема на лицо и шею. Она старалась не задевать мягких лямок, облегавших ее бледные хрупкие плечи.

«У блондинок сухая кожа» — вот одна из житейских банальностей, застрявших в моей памяти. Хотя Ингрид ни в коем случае нельзя было причислить к фривольным женщинам, обстоятельнейший утренне-вечерний туалет был для нее жизненной необходимостью. Я никогда не видел, чтобы она пропускала этот ритуал. Обыкновенно этот процесс доведения до шаблона сопровождался традиционным повторением этой важнейшей истины: «Я знаю, это скучное занятие. Но у блондинок действительно очень сухая кожа».

— Вильбур звонил, благодарил нас за обед. Он мне показался совершенно очаровательным. А тебе? — спросила Ингрид.

— Он пишет лучше, чем говорит.

— Разве? Я думала, он был весьма интересен тем вечером.

— Не знаю. Я нахожу абсолютно банальными эти восхваления правды и все прочее.

— Ему сильно понравился Мартин. Как ты думаешь, станет Мартин писателем? Невероятно, что он никогда даже не упоминал об этом. Я хочу сказать, мы никогда не возлагали на него тех или иных надежд. В самом деле, я очень довольна.

— Он мог сказать это всего лишь для того, чтобы произвести впечатление на Вилбура.

— О нет. Мартин не заботится о впечатлении, производимом на кого бы то ни было. Может быть, кроме Анны. Вилбур говорил, что ее мать была бы рада услышать, что Анна выглядит такой благополучной и счастливой. Они вовсе не близки, как мы и предполагали. Какие у нас прекрасные дети. Если быть откровенными, наши сомнения насчет Анны — возрастная разница и тому подобное — действительно тривиальны. Так что она просто старше и несколько искушенней. Он мог удариться в любовь с кем-нибудь намного более неподходящим. Что ты об этом думаешь?

— Да. Я думаю, мы могли бы проклинать судьбу.

— Как угодно, я решила положить конец моему беспокойству и постараться узнать ее получше. До сегодняшнего дня я была чересчур холодна, правда?

— Ты всегда была очень мила.

— Да, да, я знаю. Но «очень мила» — не означает «дружелюбна», не так ли? Как ты думаешь, может ли кто-нибудь быть по-настоящему дружен с невесткой?

— Они же не женаты. Даже не помолвлены.

— Конечно. Но ты понимаешь, что я подразумеваю. Это устроено совсем иначе у мужчин. Когда женится сын, у них нет того чувства потери. А может, ты испытываешь долю ревности к другу Салли, Джонатану?

— Я никогда не думал о нем.

— Хм! Это твоя слабая сторона. Иногда создается впечатление, что ты не слишком много думаешь о детях… об их будущем… об их отношениях.

— Не глупи.

— Но это замечание о приятеле Салли совершенно типично. Если бы я не интересовалась Анной, ты, вероятно, не обращал бы и на нее внимания.

Ей была видна только моя спина. Я закрыл глаза. Внезапно меня охватил стыд за подлость и жестокость обмана, за все убожество бесконечных уверток. Я не мог ни пошевельнуться, ни ответить.

— Дорогой! О, мой дорогой, с тобой все в порядке?

Я быстро обернулся и обнаружил, что она видит отражение моей спины в зеркале. Вероятно, какая-то линия плеч выдала меня. Повернувшись к ней, я увидел в зеркале свое лицо, лицо человека в глубоком отчаянии.

В глазах Ингрид была любовь, обращенная ко мне. Ее близость и моя вина возбуждали во мне ярость. Сознание чудовищной опасности вернулось ко мне.

— Что случилось? Что с тобой? — закричала она.

— Ничего. Пустяки. Возраст, наверное. Я внезапно почувствовал себя очень старым.

— Милый мой! Милый, это потому, что дети на грани брака, вот и все. Ты еще достаточно молод. Ты до сих пор наиболее привлекательный из всех мужчин, которых я знаю.

Она была совсем рядом со мной. Ее мягко очерченное тело изогнулось в попытке обнять меня. Я положил руки ей на плечи и, удержав на расстоянии от себя, поцеловал в лоб. Затем двинулся прочь. Мы оба понимали, что это был отказ.

— Существует что-то, о чем ты мне не говорил? — не глядя на меня, она смазывала кремом руки.

— Конечно, нет.

— Тебя что-то беспокоит? Может быть, комитет…

— Нет! Ничего, Ингрид. Я виноват. Я просто впервые почувствовал себя старым и таким уставшим. Теперь все прошло. Я пойду вниз, почитаю немного. Я получил кое-какие бумаги, над которыми придется поработать. Поднимусь наверх позже.

Гневный взгляд сверкнул между нами. Я сделал вид, что не заметил, и покинул комнату.

Внизу налил себе виски. Я должен был найти способ, ведущий нас к браку, который предназначен нам судьбой. Наш брак с Ингрид не был основан на сильном физическом влечении, которое могло бы причинить большое горе или вызвать какие-либо толки. Наши отношения никогда не были страстными. Возможно, впоследствии это должно было привести прямой дорогой к обету безбрачия.